Медное и Катынь: лёд лжи начал таять?

Сегодня мы вновь хотим затронуть тему истории, ее фальсификации, пропаганды и политизированности всего этого процесса. Благо появился еще один веский повод. В государственном мемориальном комплексе «Медное» сменилось руководство. С прежним директором мемориала госпожой Жаровой «прекращены трудовые отношения по собственному желанию». Штат научных сотрудников мемориала также проредили…

История вопроса

ГМК «Медное» создан в 1996 году распоряжением правительства РФ, отстроен за четыре года на территории бывших дач НКВД в окрестностях деревни Ямок, близ поселка Медное и был торжественно открыт в 2000 году. На данный момент ГМК «Медное» является филиалом Музея современной истории России, который, в свою очередь, подчиняется министерству культуры РФ.

Мемориальный комплекс разделен на две части – польскую и российскую. Польская часть посвящена якобы расстрелянным в 1940 году польским военнопленным, российская – репрессированным гражданам СССР.

В последнее время обоснованность создания и функционирования мемориала подвергается все большим сомнениям. В частности, экспозиция польской части мемориала утверждает, что в 1940 году в Калинине было расстреляно 6311 польских военнопленных, которых впоследствии захоронили на нынешней территории мемориала. Соответственно, там установлено 6311 именных табличек. Российская часть мемориала такой скрупулезностью подсчетов и размахом не отличается. В целом же утверждается, что на всей территории мемориала захоронены тысячи жертв «сталинских репрессий» – поляков и граждан СССР. Именно это и вызывает сомнения по целому ряду причин.

Учите матчасть

Во-первых, при раскопках, проводившихся в 90-х годах прошлого века, не было обнаружено 6311 останков, которые можно было бы идентифицировать как польские. При исследованиях 1991 года по большим бедренным костям было подсчитано извлечение останков 243 человек, плюс 12 черепов с пулевыми отверстиями. В исследованиях 1996 года российская сторона вообще участия не принимала. Все делали поляки и результаты их работы для широкой российской публики недоступны. В любом случае, количество именных табличек на польской части мемориала совершенно не соответствует количеству эксгумированных останков, что, очевидно, недопустимо в вопросах увековечения памяти погибших.

Во-вторых, встает вопрос идентификации останков – как общей, так и индивидуальной. Почему как-то «оптом» все останки признаны польскими? Потому что в захоронениях обнаруживали остатки красителя польской военной формы синего цвета. Тогда почему установили более шести тысяч именных табличек, тогда как по личным жетонам идентифицированы всего 16 человек? Ответ прост до наивности. Поименно увековечивание якобы там погребенных польских военнопленных осуществлялось по пересыльным спискам из Осташковского спецлагеря в город Калинин. Далее в дело вступила фантазия и политика. Всех посчитали расстрелянными и захороненными под Медным. И это притом, что никаких документов, приговоров, приказов и отчетов о массовых расстрелах так и не было найдено. Но мемориал все равно отгрохали, и польские делегации ежегодно приезжают туда скорбеть, что поляки умеют как никто другой.

В-третьих, российская часть мемориала вообще не детализирована. Просто утверждается, что здесь покоятся останки репрессированных советских граждан. И все…

В-четвертых, исторические данные времен начала Великой Отечественной войны, а именно времен оккупации Калининской области, могут поставить жирный крест на основаниях создания мемориала «Медное». В тех местах шли ожесточенные бои с фашистами, прорывавшимися к Торжку. Гибло много бойцов Красной Армии, которых предположительно хоронили на территории дач НКВД. Плюс в окрестностях располагался военно-полевой госпиталь, где от ран также умирало немало бойцов.

Вопросы, оставшиеся ез ответов…

В общем, во весь рост встают вопросы: так кто же на самом деле похоронен под Медным и почему при наличии очевидных противоречий и передергиваний фактов мемориал действует в своем нынешнем виде? Но руководство мемориала долгие годы в принципе отказывалось воспринимать любые вопросы, демонстрируя полную неспособность к диалогу. На попытки поставить под сомнение и без того спорное содержание экспозиции в мемориале либо ничего не отвечали, либо отвечали эмоционально и бессодержательно. Из разряда нам все ясно, все понятно, никаких разночтений быть не может, если вы не признаете нашей точки зрения, значит, вы идиоты. Мы не преувеличиваем, подобные выражения использовала уже бывший директор ГМК «Медное» не далее как прошлой осенью, когда отвечала на критический вопрос о содержательной части экспозиции. Так или иначе, с представителями мемориала разговаривать было бессмысленно. Любые попытки отстоять иную точку зрения жестко пресекались. Так, в 2007 году, опираясь на данные о захоронении в этих местах погибших советских солдат, группа активистов пыталась установить на территории мемориала памятную табличку. Установили. Но она исчезла буквально на следующий день. Администрация комплекса пояснила, что без разрешения на их территории ничего устанавливать нельзя. Но это не совсем так. Например, на российской части мемориала даже приветствуется развешивание на деревьях портретов репрессированных родственников – к этому даже призывают всех желающих, чьи предки в свое время были арестованы и осуждены по политическим статьям. А вот все, что не вписывается в концепцию стенаний на тему «большого террора», на территории комплекса запрещено.

Ложь превратилась в доказательство вины

Можно очень долго продолжать перечисление откровенных противоречий в истории с медновским мемориалом и нежелания ответственных лиц их не только исправлять, но даже как-то комментировать. Причем медновский прецедент не единичен, а, к сожалению, типичен для России. То же самое мы наблюдаем в Смоленской области, в урочище Козьи Горы, где функционирует Катынский мемориал. Широкой публике о нем известно больше, чем о Медновском. Во время войны советская комиссия Бурденко доказала, что убийство и захоронение там поляков – дело рук фашистов. Те, в свою очередь, обвинили в военном преступлении СССР. Небезызвестный доктор Геббельс в этом плане постарался на славу. Но в последующие 50 лет о версии фашистов не вспоминал никто, кроме одного крайне радикального сенатора-русофоба из США. А вот во время перестроечного, а затем ультралиберального угара в нашей стране, вся польская тематика была перевернута с ног на голову. Вина СССР чуть ли не за все на свете признавалась с невероятной легкостью. И вот, как грибы после дождя, возникли мемориалы памяти «невинно убиенных польских военнослужащих, цвета нации» в Катыни и Медном. Польская сторона активно включилась в процесс, поощряла орденами российских активистов, отстаивающих выгодную шляхтичам точку зрения. Правозащитное общество «Мемориал» с усердием, достойным лучшего применения, до сих пор ее отстаивает. И никакие аргументы, к сожалению, на той стороне не могут быть услышаны. Поскольку сама тема изначально была крайне политизирована…

В итоге возникла ситуация, когда в результате целенаправленных действий определенных сил, фальсификации исторических документов, политической конъюнктуры и необдуманных действий власть предержащих Россию выставили виновником массового убийства польских пленных. И это несмотря на то, что уголовное дело, возбужденное Главной военной прокуратурой по данной теме, было закрыто. Минюст издал несколько меморандумов, в которых не признается вина СССР в вышеназванных преступлениях. Правозащитных активистов, а уж тем более нынешние польские власти это не интересует. Мемориалы стоят и со временем сами по себе превращаются в доказательство вины. Такова уж символическая, пропагандистская сила всех памятников.

Лёд тронулся?

Однако в этом году ситуация начала меняться. И поводом к тому послужил целый ряд событий. Объективный повод предоставили сами поляки, начав войну с советскими памятниками у себя дома. По этому поводу еще в феврале недвусмысленно высказался министр культуры России Владимир Мединский: «Этот год был объявлен Годом российско-польской культуры, но Польша в одностороннем порядке вышла из проекта. Мы не собираемся этого делать. Что касается памятников и мемориалов, то небезызвестная Катынь и Медное – наши федеральные музеи. В следующем году мы начнем там большое строительство. Там обязательно будет экспозиция, посвященная событиям 1919–1921 годов. Десятки тысяч советских солдат тогда попали в плен и были отправлены в лагеря. Сами поляки называли их концлагерями и смертность там достигала 30, а в некоторых случаях и 50 процентов. Мы считаем, это наш долг рассказать о трудных страницах истории. Не только с нашей стороны, но и с польской. То, что произошло, мы не изменим. Это нужно изучать, уточнять. Но надо перевернуть страницу, думать о сегодняшнем дне и, главное, строить будущее».

Выступление министра Мединского восприняли в музейном сообществе как сигнал: грядут перемены! Изменится ли трактовка исторических событий? Ведь одни перемены, скорее всего, повлекут за собой другие. Уж если на федеральном уровне ставится вопрос об увековечении трагической гибели красноармейцев, сгинувших в польском плену во время гражданской войны, то почему бы всерьез не заняться проблемой медновских захоронений? К тому же этот вопрос неоднократно поднимался на «круглых столах», в тверских и федеральных СМИ. Теме увековечения памяти погибших советских солдат, предположительно захороненных на территории мемориала «Медное», также было уделено много внимания, в том числе и со стороны органов власти. Согласитесь, давно пора вывести эту тематику за политические скобки. Как сказал Владимир Мединский, «изучать, уточнять» и поставить, наконец, точку. К тому же общественность и историки продолжают дискутировать по теме. Например, в апреле в Москве, в редакции газеты «Правда» прошел «круглый стол», посвященный катынско-медновской тематике, фальсификации истории, ее политическим аспектам и последствиям.

Слово экспертам:

Доктор исторических наук, профессор Алексей Плотников:

«Катынь» – это элемент современной информационной войны. Совершенно понятно, что эта война в рамках извечного геополитического противостояния направлена против нас. Польша в данном случае не объект, а субъект отношений – инструмент в руках всем нам известных сил. Нужно отдавать себе отчет в следующем: что бы ни произошло, как бы ни изменилась международная политическая конъюнктура, а вместе с ней и риторика наших «правозащитников» по катынской тематике, появятся новые разоблачительные темы, где Россия окажется виновником всего и вся. Такова логика и суть непрекращающегося геополитического конфликта, символами которого сегодня являются Катынь и Медное.

В образном варианте сегодня существуют три «катыни». Первая – это смоленская «катынь». Вторая – старобельская под Харьковом. И третья – медновская под Тверью. Хочу поприветствовать тверитан и выразить им огромную благодарность за то мужество, с которым они в последние годы борются с медновским историческим мифом. Думаю, благодаря их усилиям мы в ближайшее время сумеем достичь ощутимых результатов на этом направлении.

Официальные власти не находят в себе сил и мужества начать называть вещи своими именами и загоняют себя в «катынский» тупик. Тем более активно нам с вами нужно вырабатывать активную общественную позицию по этому вопросу. Нужно больше и чаще открыто говорить, что «катынь» – миф. Главное, общественность в массе своей если это не осознает, то чувствует. Ну, сколько можно бесконечно каяться и извиняться? Тем более, когда нам подсовывают очевидные фальшивки, которые опровергаются железобетонными доказательствами. Например, история с находкой во Владимире-Волынском (Западная Украина) двух жетонов польских полицейских – Кулиговского и Маловейского, тогда как таблички с их именами установлены на польской части медновского мемориала. Правозащитник Гурьянов в ответ на этот факт конструирует целую историю о том, как эти жетоны могли попасть на Волынь. В итоге все равно приходит к выводу – расстреляли НКВДшники. С такими людьми невозможно вести диалог. Они не договороспособны и при крушении одного мифа будут создавать новые. Оттого возрастает, как я уже сказал, роль общественного мнения.

Заведующий научно-исследовательским отделом Всероссийского историко-этнографического музея (Торжок) Валерий Цыков:

«История с медновским захоронением началась, когда я еще не работал в музее. Я по специализации этнограф и археолог, и хотел бы осветить эту часть. Наш университет в 1996–1997 годах проводил в селе Медное и в деревне Ямок этнографическую экспедицию. Задачи были расширены. В частности, впервые собирали информацию о Великой Отечественной войне. В числе стандартных задач этнографической экспедиции – сбор сведений о «местах святых» либо «гиблых», то есть захоронениях. Первое, что показали исследования, захоронения советских солдат в народе гиблыми местами не считаются, воспринимаются населением спокойно, в отличие от захоронений врагов, которые считаются местами негативными. И эта память сохраняется столетиями. «Татарские курганы», «польские могилы» 1609 года – эти места до сих пор пользуются дурной славой. Так вот, в середине 90-х мы не встретили у информантов никаких упоминаний об относительно недавних польских захоронениях, ни о каких расстрелах.

Что касается информации о дачах НКВД, массовых захоронениях, черных машинах и экскаваторах, то она начинает прослеживаться где-то с 1999 года. То есть если этнографическая экспедиция на ранних этапах не обнаруживает ту или иную информацию, которая транслирована на широкие слои населения, но эта информация появляется позже, то речь может идти о вбросе. Также об этом свидетельствует расплывчатое упоминание источников: сам не видел, но тот-то рассказывал со слов еще кого-то, которому рассказывал какой-нибудь дед.

Точно установлено, что в народной памяти зафиксировано такое событие времен войны, как Марьинский прорыв. Когда немецкие войска выдвинули большие силы, чтобы взять Торжок. Ожесточенные бои развернулись в окрестностях деревни Ямок. В них погибло порядка двух тысяч красноармейцев. Местные жители рассказывали, что их привлекали к сбору тел погибших. Местами сбора тел были деревня Ямок и дачи НКВД, которые к тому моменту были снесены, и ориентирами служили фундаменты домов. Кстати, я видел фотоматериалы поисковых работ 1991 года, на которых в местах раскопов видны следы кирпичной кладки.

Кроме того, как профессиональных археолог, участвовавший в Вахтах памяти, могу констатировать, что описываемая картина поисковых работ 1991 года – описание грунтов, информация о сохранности тел и предметов, в том числе газет, противоречит всякой логике. Место раскопок, где теперь стоит мемориал, находится на высоком берегу Тверцы в сосновом бору на сухой песчаной почве. В таких условиях в 99% случаев на телах сохраняются волосы и даже ногти. Но в отчете указано, что работы проводились практически в болоте, останки были в ужасном состоянии, но при этом сохранились документы и газеты. Так не бывает. Очевидные несоответствия наталкивают на мысль, что выводам эксгумации доверять нельзя.

Более того, раскопы по своей структуре и количеству найденных останков больше напоминают дивизионные пункты погребения, а не расстрельные ямы.

Координатор тверского отделения НОД Максим Кормушкин:

«Во всем этом деле есть три подхода: научный, политический и пропагандистский. На сегодняшний день в публичной плоскости доминирует пропагандистский подход. Чтобы он стал очевиден для широких слоев, необходимо максимальное подключение к развенчиванию мифа общественности и СМИ. Недавно в Твери сторонники польской версии катынско-медновской тематики провели свой «круглый стол», где самими работниками мемориала были озвучены интересные цифры. Они по документам подсчитали общее количество польских военнопленных, находившихся в СССР. Так вот, если отнять от общего количества тех, кто был отправлен обратно в Польшу, то остается 15 000 человек. А пропаганда говорит нам о более чем 20 тысячах жертв «катыни». На это нужно обращать внимание. Собственно, на медновские несоответствия в цифрах НОД обратил внимание Следственного отдела по Калининскому району Тверской области СК РФ. Мы попытались разобраться, насколько пропаганда, которая ведется медновским мемориалом, соответствует закону. В УК РФ есть статья 354 «О реабилитации нацизма». В части 2 этой статьи под реабилитацией нацизма понимается искажение информации о деятельности руководства СССР в годы Второй мировой войны. Не является ли факт установки более шести тысяч именных табличек на польской части мемориала «Медное» фальсификацией истории? СК прислал интересный ответ. Они пишут, что ГМК «Медное» не может отвечать за содержание экспозиции, поскольку его деятельность регламентирована правоустанавливающими документами Министерства культуры РФ. Что на это скажет минкульт? Ответа можно добиться только общественными инструментами и через привлечение СМИ.

***

Тема «катыни» очень объемна. В этой статье мы лишь тезисно коснулись ее некоторых аспектов, озвучили запрос на установление истины в крайне политизированном, насквозь пропитанном пропагандой «сложном польском вопросе». И не только в нем. Касательно «Медного» – это еще и вопрос увековечения памяти почти двух тысяч погибших советских солдат, не пустивших фашистов к Торжку. Будем надеяться, что вскоре мы получим ответы на эти вопросы. Новое руководство мемориала «Медное» в лице и.о. директора Михаила Вострухина, бывшего заместителя Натальи Жаровой, вроде бы демонстрирует готовность к диалогу. Тверские общественники готовят в его адрес официальное письмо, которое вручат ему лично в руки. Мы будем следить за развитием событий.

Алексей Смирнов

Фото:www.mk-mednoe.ru, www.istpravda.ru, russia-osoboe-mnenie.ru