Биолог из Тверской области стала героем недели по версии проекта «Гордость России»

Биолог из деревни Желнино Тверской области Яна Мурашова вместе с мужем Алексеем более 30 лет безвозмездно спасает и реабилитирует диких зверей и птиц.

«Как оказалось, наши дороги постоянно пересекались: мы ловили лягушек в пруду Филевского парка, занимались в одних и тех же биологических кружках, но разница в возрасте не позволяла нам встретиться еще в детстве. Однако нет ничего удивительного в том, что в конце концов пути наши пересеклись.

О начале

И опять же, нет ничего удивительного, что местом нашей встречи стал Московский зоопарк. После школы я хотела сначала поработать в зоопарке и определиться, в какой вуз поступать, а Алексей решил последний месяц институтских каникул посвятить близкому общению с любимыми птицами. Через полгода знакомства мы уже были в ЗАГСе. Поначалу я тоже работала в отделе орнитологии, но после замужества мне пришлось перевестись в отдел герпетологии: в те далекие времена совместный труд супругов не приветствовался.

Представляете себе семейную жизнь двух биологов? Помимо того, что мы занимались с животными на работе, дома у нас постепенно собрался не меньший зверинец! Родители относились к нашему хозяйству с пониманием: скоро из нашей одиннадцатиметровой комнаты клетки с многочисленными питомцами как-то незаметно стали расползаться по всей квартире. Белки переехали на кухню, а змейки и ящерицы – на балкон. Мохноногий канюк, живший в ванной, как только мы приходили домой, выпускался из заточения, прямиком летел в комнату родителей и мило проводил время, устроившись на спинке дивана вместе с нашим котом. Крысы, выбравшись из клетки, тоже неслись в комнату, их прямо-таки обуревало желание построить гнездышко в родительском диване. В довершение этого по квартире разгуливал наш щенок колли, оставляя повсюду лужи. Сколько раз, окидывая взором наше беспокойное хозяйство, мы мечтали переехать жить куда-нибудь на природу, но, увы, у нас не было даже дачи.

О первом опыте реабилитации птиц

Впервые реабилитацией птиц мы занялись в Московском зоопарке, где Алексей работал зоотехником в отделе орнитологии. В свое время в зоопарк приносили очень много животных, особенно по весне, больше всего птиц. Это были или птенцы, или покалеченные птицы, которых было некуда девать: в коллекцию зоопарка отбирались лишь единицы. Остальных, к сожалению, усыпляли – до нескольких сотен в месяц! Алексей, понимая, что ситуацию можно изменить, предложил выращивать жизнеспособных птенцов и отпускать на волю. Руководство зоопарка в лице старейшего его директора Игоря Сосновского дало добро на такую работу, мужу выделили небольшое помещение, где он стал заниматься выхаживанием совят: этих пернатых как раз было больше всего. Постепенно к совятам добавились пустельги, канюки и другие хищники. В первый год работы в парки Москвы было выпущено 36 совят из 70 подготовленных. Выпуск сопровождался интересным экспериментом: совят к жизни на воле подготовили не до конца, научив есть только мертвых мышей. Буквально через три-четыре дня все окольцованные птицы вернулись обратно: сердобольные москвичи находили голодных и ослабленных сов и снова несли их в зоопарк. Почему так вышло? Птицы не умели добывать себе пищу. После этого сов стали обучать ловле живых мышей, через месяц их выпустили снова, но уже ни одна не вернулась обратно. С этого случая и началась наша работа по реабилитации птиц, а затем и диких зверей. Это то дело, которым мы с Алексеем занимаемся вот уже 40 лет, 30 из них – на добровольных началах.

О «новой метле» и новой жизни

При новом директоре ситуация изменилась: он не одобрил работы по реабилитации пернатых. Птиц выкармливали за счет кормовых животных, закупавшихся на нужды зоопарка, поэтому парторганизация зоопарка так и сказала, что корм «тратится на ветер». Никто не верил, что птицы, выращенные в искусственной среде, могут прижиться на воле… Мужу пришлось уволиться из зоопарка. Потом была череда разных мест работы, пока нам не пришло предложение от академика Владимира Соколова, директора Института эволюционной морфологии и экологии животных АН СССР, уехать на научно-опытный участок в Тверскую область. Тогда уже Алексей поставил условие: «Поедем, если разрешите создать центр реабилитации диких животных и птиц». Разрешили. Но при первом же знакомстве с новым местом жительства муж пришел в замешательство: деревня Желнино в Тверской области была глубоким захолустьем. 30 лет назад в нашу деревню можно было проехать только на тракторе или на ГАЗ-66: ни дорог, ни магазинов, а из благ цивилизации – лишь электричество. Вернувшись с ознакомительной «экскурсии», он поделился со мной впечатлениями, но опрометчиво упомянул о самом главном – двух голодных псах-кавказцах, которые состояли на довольствии на опытном участке. Судьба собак, как и наша, была решена: я уже знала, что мы поедем их спасать, и меня не пугало отсутствие дорог или перспектив.

О потере работы

Академик Владимир Соколов разрешил нам создать центр реабилитации диких животных и птиц, но с условием, что мы должны были заниматься рысями и косулями в рамках институтской программы, на это мы, конечно, охотно согласились. Так, 1 марта 1988 года на территории Зубцовского научно-опытного участка ИЭМЭЖ АН СССР был создан первый в СССР Центр реабилитации диких животных. Но вскоре рухнул Советский союз и началась перестройка; не успели мы развернуться, как свернулось наше государство. Когда институт закрывал свои филиалы, нам было предложено искать спонсоров и самостоятельно продолжать работу или усыпить всех животных, которых мы здесь развели, и вернуться в Москву. Но это было просто невозможно: своих питомцев мы предать не могли! На момент этих событий у нас было порядка 25 животных и четырех больших собак, совершенно не рассчитанных по габаритам для московской квартиры. Мы развели также довольно большое подсобное хозяйство, поэтому речи о переезде быть не могло. Незадолго до этих событий, мы, как чувствовали, купили два дома у местных старушек, которые переезжали в город, к детям. Дома оказались очень кстати, потому что институтский дом у нас отняли. С тех пор мы 30 лет живем сами по себе.

О трудностях

Хозяйство мы развели для того, чтобы выкармливать маленьких млекопитающих, но так получилось, что именно за счет хозяйства нам удалось выжить в 90-е годы. Тогда вообще было страшно всем, может быть, оставшись в деревне, мы выиграли, потому что очень многие научные сотрудники вообще лишились работы и остались в городе ни с чем. Кризисы случались и у нас, например, в 1998 году, когда мы, как и все жители нашей страны, потеряли все свои накопления. Но мы все-таки выжили. Нам повезло, мы не боялись никакой работы: во время кризиса договорились с мясным колхозом, покупали молоко, делали из него сметану, масло, творог, на пустых полках московских магазинов все эти продукты моментально исчезали. Еще я занималась вязанием, а муж делал чучела на продажу из павших животных. Все деньги шли на корм животным и на нашу работу. У нас до сих пор есть сад и огород, раньше было большое подсобное хозяйство, а сейчас мы оставили только кур и козочек. Самое главное – у нас есть земля, которая нас кормила да и сейчас тоже кормит.

Без этого подсобного хозяйства, спасающего нас в самых чрезвычайных ситуациях, мы бы никогда не выжили. Поэтому нам непонятны стоны людей, живущих на земле и умудряющихся голодать. Ведь приложив к земле немного труда, а главное – терпения и любви, можно добиться не только полного изобилия на столе, но и красоты вокруг.

Мы не понимаем, как, родившись на земле, можно оторваться от нее и уехать в город заниматься сомнительным бизнесом. Хотя нас, коренных москвичей, бросивших квартиру в престижном районе, тоже не понимали ни наши друзья, ни тем более местные жители.

Сколько раз, начиная свой рабочий день с раннего утра и заканчивая его поздним вечером, мы ловили себя на мысли, что никогда бы не стали так работать в Москве. Здесь же все это доставляло такое удовольствие, что даже потребность городского жителя проводить время у телевизора отпадала. Зато на чтение книг времени вполне хватало. Ведь хотя по образованию мы и биологи, но с сельским хозяйством никогда не сталкивались, поэтому животноводство, растениеводство и садоводство осваивать приходилось с нуля.

О жизни центра сейчас

В настоящее время Центр реабилитации диких животных «Ромашка» живет на небольшие пожертвования и спонсорскую помощь. Вот уже семь лет, как у нас появился спонсор – он оплачивает половину стоимости наших кормов. Еще у нас неплохие московские пенсии: одна пенсия уходит на корм, а на другую мы живем. Сейчас не осталось благотворительного корма, а раньше большим подспорьем был именно он: после отработки лабораторных животных в институтах их сдавали для утилизации на трупосжигательные заводы, но за это нужно было платить, мы же принимали животных совершенно бесплатно. Такого благотворительного корма – крысы, хомяки, мыши – у нас за месяц выходило до тонны. Сейчас его нет, каждая мышка имеет свою цену: новорожденный мышонок – 20 рублей, а подросшая мышка – 100 рублей. Чтобы подготовить для выпуска в дикую природу одну сову, требуется не менее 100 мышей в живом виде. Согласитесь, дорогое удовольствие. Поэтому перед выпуском животных мы объявляем сборы, чтобы люди помогли деньгами на покупку мышей. И они помогают! Еще пример помощи неравнодушных граждан: в этом году полетел мотор у морозильной камеры, мы объявили сбор на новый и буквально за несколько часов смогли собрать необходимую сумму. Три года назад у нас появился Интернет, и это очень хорошее подспорье для нашей работы.

О программах центра

Мы практически отказались от травмированных животных, которых невозможно выпустить в дикую природу. Если раньше мы брали всех, потому что была доступная кормовая база, то сейчас только тех, кто сможет впоследствии жить в дикой природе. Но из покалеченных животных мы стараемся создать пары, которые ежегодно приносят потомство. Этих родившихся у нас животных мы готовим и выпускаем в природу. Сейчас у нас идет программа по черному аисту, канюкам, рысям, совам, соколам. В этом году на подготовке находится 20 сов-сипух, которые будут выпущены в природу в Краснодарском крае весной 2020 года.

Мы занимаемся также рысями. Сейчас у нас живет пять рысей, двое рысят находятся на подготовке. Реабилитация рыси – дело сложное, котят можно выпускать не раньше, чем им исполнится 3-5 лет: именно в это время они совершенно отвыкают от человека. Сейчас мы строим подготовительный вольер для рысей, это большая статья расходов.

Во многом на наше решение о строительстве вольера повлиял новый закон о том, что нельзя содержать в домашних условиях диких животных. Уже сейчас появляется много животных-отказников. Люди покупают рысенка, надеясь, что из котенка вырастет милая крупная кошечка, но все получается наоборот: уже после двух лет животное выбирает себе в лучшем случае одного хозяина, а то и вовсе предпочитает держаться особняком. Последние 2-3 года взрослых рысей устроить никуда невозможно, они заканчивают свою жизнь или в таксидермических мастерских, или в частных зверинцах. И сложно сказать, что для них лучше.

Вообще, рысь занесена в Международную красную книгу, процент приживаемости этого животного в природе очень низкий. Первую нашу кошку мы выпустили 12 лет назад. Три года она вообще не приносила потомства, потом она начала приводить к нам котят. Конечно, она не подходит близко, но котят мы видели: сначала три, потом два, потом она пришла одна. За 6 лет размножения на воле ей удалось воспитать до взрослого состояния только двух котят. С одной стороны, рыси очень часто травмируются, с другой, они гибнут от кошачьих болезней, когда дачники выбрасывают кошек, а те становятся источниками инфекции. Браконьерство тоже никто не отменял.

О содержании животных в неволе

Некоторые заведут себе сову ради забавы, а кормят ее мясом. Через один-два года птица погибает. Не может сова жить на мясе, она питается мышами. Людям бывает жалко скормить сове мышку, а птица тогда не дополучает витаминов: в мышином кишечнике содержатся вещества, необходимые для поддержания совиного здоровья. Еще совам необходима мышиная шкурка, чтобы отрыгивать погадку – спрессованные непереваренные остатки пищи, если этого не происходит, то у совы случается загнивание пищи в желудке и она погибает. Разве может обеспечить такие условия кормления среднестатистический городской житель?

Содержание диких животных в неволе недопустимо. Понятно, что есть травмированные животные, но здоровых особей нельзя запирать в клетки. Человек тщеславен: у меня есть сова, я делаю с ней селфи, ей хорошо… А хорошо ли? У нее нет возможности почувствовать себя диким животным. Это давно доказано, что если у животного есть выбор между неволей, но с любящим хозяином, или природной средой, то оно, конечно, выберет природную среду.

О жизни в деревне

Мы уже настолько втянулись в эту работу, что не мыслим себя без нее. Зона ответственности Алексея – птицы, моя – звери. Утром встали, позавтракали и пошли заниматься каждый своим делом. Иногда я говорю мужу: «Алеша, когда мы, наконец, отдохнем?», – а он спрашивает: «От чего?». Я на минуту задумываюсь и понимаю, что действительно не знаю, как мы будем отдыхать. Единственный минус нашей работы в том, что мы не имеем возможности куда-то уехать, но сейчас нас уже никуда и не тянет.

Я в Москве не была уже 10 лет, но меня туда вообще не тянет. Если Алексей иногда ездит в столицу читать лекции студентам или еще по каким-то делам, то я вообще не выездная, но меня это не тяготит. Дети, внуки, конечно, приезжают к нам. У нас внучка пошла по нашим стопам: учится в ветакадемии, мечтает стать хирургом. Поэтому наша жизнь в деревне не добровольная ссылка, а сознательный выбор, который мы сделали 30 лет назад и, поверьте, нисколько не пожалели!».